«Могу я вас прервать, Тревор, – сказал он. – Вы, правда, думаете, что, живя в таком районе, я могу позволить себе специалиста по уходу за газоном? Красивая лужайка не входит в мой список приоритетов».
Не теряя присутствия духа, Тревор продолжил: «Я вас понимаю. Поверьте мне, это так. Но с нашими ценами вы удивитесь, как много можно сделать для того, чтобы ваш газон был идеально зелёным».
Он помолчал мгновение прежде, чем ответить. Он даже попытался сделать вид, что смотрит поверх плеча Тревора Симмса на пожухлую траву на лужайке. «Чёрт с вами, – сказал он. – Заходите… Тревор, не так ли?»
«Всё верно, – ответил коммивояжёр, входя внутрь. – Вы сделали правильный выбор».
«Ну, пока я ничего не решил», – ответил он.
Он слышал шум телевизора сквозь стены. Он был почти такой же громкий, как голоса, которые он слышит по ночам… голоса из-под кровати. Ему даже казалось, что он слышит их прямо сейчас, несмотря на оглушающую громкость чёртового телевизора. А ещё он почувствовал, как снова начинает болеть голова, и знал, что нужно предпринять, чтобы боль прошла.
Именно в это мгновение онпринял решение, хотя оно не имело ничего общего с уходом за газонной травой. Он уже размышлял о том, как затолкнёт этого четырёхглазого идиота в подпол пристройки на заднем дворе.
«Присаживайтесь, Тревор, – сказал он, закрывая дверь. – И давайте поболтаем».
Вечером Макензи неторопливо шла к бару «Курятник Реда». Раньше она была здесь лишь однажды, в свою первую неделю в Куантико. Тогда она пришла, чтобы в одиночестве выпить мохито. Сейчас она смотрела на бар с ещё большим страхом: у неё было странно неспокойно на душе, и она знала, что следовало бы прислушаться к интуиции, но она, сама не зная почему, всеми силами этому противилась.
Макензи вошла внутрь, прошла мимо администратора, улыбнувшись ей и помахав рукой, и направилась прямо к барной стойке. Когда она заметила Эллингтона, странное беспокойство усилилось, не давая ей ступить и шагу вперёд. Она не должна быть здесь. Она не должна этого делать. И пусть Эллингтон убеждал её, что их встреча связана исключительно с работой, и она в это поверила, всё-таки было во всём этом что-то неправильное.
Он помахал ей рукой и шутливо постучал по спинке соседнего стула. Макензи подошла ближе и с радостью отметила, как много людей собралось в баре. Шансы на то, что их встреча превратится во что-то неподобающе-романтическое, сводились к нулю.
«Не льсти себе, – думала она, усаживаясь напротив Эллингтона. – Он видит в тебе только коллегу. Ты всего лишь простушка из Небраски, которой он пытается помочь встать на ноги. Зачем ты хочешь всё испортить?»
Она и сама не знала. Она знала лишь одно: рядом с Эллингтоном она начинала нервничать и чувствовать себя не в своей тарелке, но при этом радовалась каждой их встрече, как глупая школьница.
«Трудный день?» – спросил он.
«Бывали и лучше, – ответила Макензи. – Спасибо за то, что предупредил о встрече с МакГратом».
«Обращайся в любое время. Я слышал, как чертовски мало времени вам дали. Всего сорок восемь часов?»
«Фактически осталось тридцать восемь, поэтому… без обид, но давай сразу к делу. Зачем ты хотел меня видеть?»
Подошла официантка, вмешавшись в разговор. Они заказали выпить (крепкое пиво для Эллингтона и мартини для Макензи), и она стала ждать, когда он перейдёт к сути разговора. Это Эллингтон попросил о встрече за кружкой пива, и будь она проклята, если позволит ему растратить драгоценное время на пустую болтовню, когда от каждого вздоха зависела её карьера. Макензи казалось, что и сам Эллингтон не был любителем переливать из пустого в порожнее. Это было одно из качеств, которые ей в нём нравились.
«В общем, – наконец сказал он, – слухи о привлечении тебя к расследованию каким-то образом дошли до твоих однокурсников».
«Как?» – спросила Макензи.
«Не имею понятия. В ФБР подобными слухами можно уничтожить. Однако о твоём назначении не знал никто, кроме Брайерса, тебя, меня и заместителей директора. Лучшее, на что мы можем рассчитывать, так это на вариант о том, что кто-то подслушал наш первый разговор за кофе».
«Значит, теперь меня все ненавидят?» – спросила Макензи.
«Ненавидят? Нет. Завидуют? Возможно. О твоём прошлом знают все курсанты. Мне кажется, они всё понимают. И, тем не менее… как и сплетни, зависть – неотъемлемая часть карьерного роста в ФБР. И я не думаю, что кому-либо известно о том, что МакГрат дал тебе так мало времени на поиск преступника».
«Словно снова вернулась в старшую школу».
Эллингтон прыснул от смеха: «А на твоём старом месте работы разве было не так?»
Макензи вспомнила Небраску, Портера и Нельсона. И пусть Портер извинился перед ней до её отъезда, общее впечатление от их общения было неприятным. «Твоя правда», – подтвердила она и отхлебнула мартини.
«Кстати, о работе, – сказал Эллингтон. – Я хочу сказать, что я здесь исключительно, как друг».
«Даже так?» – спросила она.
«Да. Начальство до сих пор в сомнениях. Говорят, они считают, что не стоило и затевать этот эксперимент. Они не уверены, что тебе была дана верная психологическая оценка. Они думают, что после дела «Страшилы» ты на грани нервного срыва».
Макензи едва сдержала улыбку. В первые две недели в Куантико она действительно встречалась с психологом. Это были два коротких сеанса, на которых настояли Эллингтон и замдиректора. Посещение психолога не было обязательным, и через две недели она перестала с ним видеться. Она решила, что учёба в Академии была для неё важнее, и душевное спокойствие отошло на второй план.